Мандельштам, Осип Эмильевич (1891 — 1938) — российский поэт

Мандельштам

 

 

 

 

 

 

 

 

 


А ведь раньше лучше было,
И, пожалуй, не сравнишь,
Как ты прежде шелестила,
Кровь, как нынче шелестишь. 
Видно, даром не проходит
Шевеленье этих губ,
И вершина колобродит,
Обречённая на сруб.

А дома – руганью крылатой,
От ярости бледна, –
Встречает пьяного Сократа
Суровая жена!

А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом,
Да, видно, нельзя никак… 

А смертным власть дана любить и узнавать… 

А счастье катится, как обруч золотой,
Чужую волю исполняя… 

Бежит волна-волной, волне хребет ломая… 

…блаженное, бессмысленное слово…

Будет и мой черёд –
Чую размах крыла.
Так – но куда уйдёт
Мысли живой стрела? 
 
Или, свой путь и срок
Я, исчерпав, вернусь:
Там – я любить не мог,
Здесь – я любить боюсь…

Бывает сердце так сурово,
Что и любя его не тронь!

Бывают мечети живые –
И я догадался сейчас:
Быть может, мы Айя-София
С бесчисленным множеством глаз. 

Были мы люди, а стали – людьё,
И суждено – по какому разряду? –
Нам роковое в груди колотьё…

Быть может, прежде губ уже родился шепот
И в бездревестности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты.

Быть может, я тебе не нужен,
Ночь; из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.

В игольчатых чумных бокалах
Мы пьём наважденье причин,
Касаемся крючьями малых,
Как лёгкая смерть, величин.
И там, где сцепились бирюльки,
Ребёнок молчанье хранит,
Большая вселенная в люльке
У маленькой вечности спит.

В роскошной бедности, в могучей нищете …

В цепких лапах у царственной скуки
Сердце сжалось, как маленький мяч:
Полон музыки, Музы и муки
Жизни тающей сладостный плач! 

В чёрном бархате советской ночи,
В бархате всемирной пустоты…

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?

Весь день твержу: печаль моя жирна…

Власть отвратительна, как руки брадобрея …

Время срезает меня, как монету,
И мне уж не хватает меня самого.

Да будет в старости печаль моя светла…

Да обретут мои уста
Первоначальную немоту,
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста! 

Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим? 

Довольно кукситься, бумаги в стол засунем,
Я нынче славным бесом обуян…
Держу пари, что я ещё не умер. 

Душа ведь женщина, ей нравятся безделки… 

Если б меня наши враги взяли
И перестали со мной говорить люди,
Если б лишили меня всего в мире:
Права дышать и открывать двери
И утверждать, что бытие будет
И что народ, как судия, судит, –
Если б меня смели держать зверем,
Пищу мою на пол кидать стали б, –
Я не смолчу, не заглушу боли,
Но начерчу то, что чертить волен… 

Есть обитаемая духом
Свобода – избранных удел. 

Ещё меня ругают за глаза…
Такой-сякой! Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь. 

Жизнь упала, как зарница,
Как в стакан воды ресница.
Изолгавшись на корню,
Никого я не виню…

За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей, –
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.