Сам себе немил, неведом –
И слепой, и поводырь…

Светит день холодный и недужный.
Я брожу свободный и ненужный.

Скудный луч холодной мерою
Сеет свет в сыром лесу.
Я печаль, как птицу серую,
В сердце медленно несу.

Скучно мне: моё прямое
Дело тараторит вкось –
По нему прошлось другое,
Надсмеялось, сбило ось. 

Словно тёмную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом…

Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный дёготь труда.

Страшен чиновник – лицо, как тюфяк, –
Нету его ни жалчей, ни нелепей…

Сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау!
Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ? 

С притворной нежностью у изголовья стой
И сам себя всю жизнь баюкай;
Как небылицею, своей томись тоской
И ласков будь с надменной скукой.

       Так вот кому летать и петь
И слова пламенная ковкость, –
Чтоб прирождённую неловкость
Врождённым ритмом одолеть!

Так проклят будь, готический приют,
Где потолком входящий обморочен
И в очаге весёлых дров не жгут.

Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять.
Всё большое далёко развеять,
Из глубокой печали восстать.

Тысячу раз на дню, себе на диво,
Я должен умереть на самом деле
И воскресаю так же сверхобычно.

Ты всё толкуешь наобум,
От этого ничуть не хуже,
Что делать: самый нежный ум
Весь помещается снаружи.

Так не старайся быть умней,
В тебе всё прихоть, всё минута…

Тянуться с нежностью бессмысленно к чужому,
И шарить в пустоте, и терпеливо ждать.

У вечности ворует всякий;
А вечность – как морской песок.

У костра мы греемся от скуки,
Может быть, века пройдут,
И блаженных жён родные руки
Легкий пепел соберут.

У чужих людей мне плохо спится,
И своя-то жизнь мне не близка. 

…уничтожают у нас людей в основном правильно – по чутью, за то, что они не совсем обезумели… 

Цитата не есть выписка. Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна. 

Часто пишется казнь, а читается правильно – песнь,
Может быть, простота – уязвимая смертью болезнь? 

Человеческие губы, которым больше нечего сказать,
Сохраняют форму последнего сказанного слова…

     … Что страсти?
Танцующие змеи.
И таинство их власти –
Убийственный магнит!

Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран, замусолил,
Время своё заморозил и крови горячей не пролил.

Я блуждал в игрушечной чаще
И открыл лазоревый грот…
Неужели я настоящий
И действительно смерть придёт?

Я больше не ребёнок!
      Ты, могила,
Не смей учить горбатого – молчи! 

Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я,
Как жертву, палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь.
На дикую, чужую
Мне подменили кровь.

Я всё отдам за жизнь – мне так нужна забота, –
И спичка серная меня б согреть могла.

Я должен жить, дыша и большевея
И перед смертью хорошея…