Сурово осудил невинные созданья
Жестокий человек на дальние изгнанья,
Пугая злобно их и силой, и враждой,
И смертью дикою — зане он царь земной.

Там руки грязные писцов
Скользят в бессмысленной отваге
Пером скрипучим по бумаге
И заменяют все права
Одни продажные слова.
… И сколько жизней и умов
Тут гибнут, — высказать нет слов…

Тот жалок, кто под молотом судьбы
       Поник — испуганный — без боя:
Достойный муж выходит из борьбы
       В сияньи гордого покоя…

Ты плачешь? Нет, не плачь. Как? я тебя обидел?
    Прости, прости мне – это пар вина;
Когда б я не любил, ведь я б не ненавидел.

У нас простора нет уму,
В своём углу, как проклятые,
Мы неподвижны и гниём,
Не помышляя ни о чём.

Упование на силы небесные мешает приводить в порядок дела земные.

Уста от полноты дыханья
Остались немы и робки,
А сердце жаждало признанья,
Рука – пожатия руки.

Учись! Пойми, что знание есть власть;
Умей страдать вопросом и сомненьем …

Чего хочу?.. Чего?.. О! так желаний много,
     Так к выходу их силе нужен путь,
Что кажется порой — их внутренней тревогой
     Сожжётся мозг и разорвётся грудь.
Чего хочу? Всего со всею полнотою!
     Я жажду знать, я подвигов хочу,
Ещё хочу любить с безумною тоскою,
     Весь трепет жизни чувствовать хочу!
А втайне чувствую, что все желанья тщетны,
     И жизнь скупа, и внутренне я хил,
Мои стремления замолкнут безответны,
     В попытках я запас истрачу сил.
Я сам себе кажусь, подавленный страданьем,
     Каким-то жалким, маленьким глупцом,
Среди безбрежности затерянным созданьем,
     Томящимся в брожении пустом…

Чем это кончится? Возьмёт ли верх палач
И рабства уровень по нас промчится вскачь?
Иль мир поднимется из хаоса и муки
При свете разума, при ясности науки?

Я друга схоронил. Но сухо
На сердце было; на глаза
Не пробивалася слеза,
И в голове бродило глухо,
Что даже лучше для него,
Чтоб вовсе не было его.

Я отстоял себя от внутренней тревоги,
     С терпением пустился в новый путь,
И не собьюсь теперь с рассчитанной дороги —
     Свободна мысль и силой дышит грудь.