Навеки мы воздвигли монумент
безумия, крушений и утрат,
поставив на крови эксперимент,
принесший негативный результат.

Надо жить наобум, напролом,
наугад и на ощупь во мгле,
ибо нынче сидим за столом,
а назавтра лежим на столе.

Нам свойственна колючая опаска
слюнявых сантиментов и похвал,
но слышится нечаянная ласка —
и скашивает душу наповал.

Напрасны страх, тоска и ропот,
Когда судьба влечёт во тьму;
В беде всегда есть новый опыт,
Полезный духу и уму.

Не будь на то Господня воля,
мы б не узнали алкоголя…

Не в силах жить я коллективно:
по воле тягостного рока
мне с идиотами – противно,
а среди умных – одиноко.

Не в силах нас ни смех, ни грех
свернуть с пути отважного,
мы строим счастье сразу всех,
и нам плевать на каждого.

Не жалею хмельных промелькнувших годов,
не стыжусь их шального веселья,
есть безделье, которое выше трудов,
есть труды, что позорней безделья.

Не зря я пью вино на склоне дня,
заслужена его глухая власть;
вино меня уводит в глубь меня,
туда, куда мне трезвым не попасть.

Ни вверх не глядя, ни вперёд,
сижу с друзьями-разгильдяями,
и наплевать нам, чья берёт
в борьбе мерзавцев с негодяями.

Однажды летом в январе
слона увидел я в ведре,
слон закурил, пустив дымок,
и мне сказал: не пей, сынок.

Опять стою, понурив плечи,
не отводя застывших глаз:
как вкус у смерти безупречен
в отборе лучших среди нас!

Погрязши в тупых ежедневных делах
и в них находя развлечение,
заблудшие души в блудливых телах
теряют своё назначение.

Понять без главного нельзя
твоей сплочённости, Россия:
своя у каждого стезя,
одна у всех анастезия.

Поэзия – нет дела бесполезней
в житейской деловитой круговерти,
но всё, что не исполнено поэзии,
бесследно исчезает после смерти.

Пути добра с путями зла
так перепутались веками,
что и чистейшие дела
творят грязнейшими руками.

С возрастом я понял, как опасна
стройка всенародного блаженства;
мир несовершенен так прекрасно,
что спаси нас Бог от совершенства.

Садисты – это родители, отдающие своих малявок в детские сады.

Самое жестокое похмелье – от опьянения коллективным единодушием.

Себя продать, но подороже
Готов ровесник, выйдя в зрелость,
И в каждом видится по роже,
Что платят меньше, чем хотелось.

Сегодня столь же, сколь вчера,
земля полна пиров и казней;
зло обаятельней добра,
и гибче, и разнообразней.

Сквозь вековые непогоды
идёт, вершит, берёт своё –
дурак, явление природы,
загадка замыслов её.

Слишком умных жизнь сама
чешет с двух боков:
горе им и от ума
и от мудаков.

Собственный пупок – это пейзаж, но очень уж однообразный.

Сперва полыхаем, как спичка,
А после жуём, что дают;
Безвыходность, лень и привычка
Приносят покой и уют.

Старость – это когда бутылку ещё видишь, а рюмку – уже нет.

Судьба способна очень быстро
Перевернуть нам жизнь до дна,
Но случай может высечь искру
Лишь из того, в ком есть она.

– Томит меня всё время что-то, и желаний нету никаких, одна усталость, и порой мне просто трудно жить, – настаивал пациент…
– Потерпите, голубчик, – ласково ответил доктор, – уже так немного осталось!

У нас пристрастие к словам –
совсем не прихоть и не мания;
слова необходимы нам
для лжи взаимопонимания.


Ушиб растает. Кровь подсохнет.
Остудит рану жгучий йод.
Обида схлынет. Боль заглохнет.
А там, глядишь, и жизнь пройдёт.

Хотя болит изношенное тело,
мне всё-таки неслыханно везёт:
моя душа настолько очерствела,
что совесть её больше не грызёт.

Хотя мы живём разнолико,
но все одинаково, то есть
сторонимся шума и крика,
боясь разбудить свою совесть.

Царь-колокол безгласен, поломатый,
Царь-пушка не стреляет, мать ети;
и ясно, что евреи виноваты.
Осталось только летопись найти.

Цепям семьи во искупление
Бог даровал совокупление;
а холостые, скинув блузки,
имеют льготу без нагрузки.

Человек без тугой и упрямой
самовольной повадки в решениях
постепенно становится дамой,
искушённой во всех отношениях.

Человек – это тайна, в которой
замыкается мира картина,
совмещается фауна с флорой,
сочетаются дуб и скотина.

Чуждаясь и пиров, и женских спален,
и быта с его мусорными свалками,
настолько стал стерильно идеален,
что даже по нужде ходил фиалками.

Я верю в совесть, сердце, честь
любых властей земных.
Я верю, что русалки есть,
и верю в домовых.

Я враг дискуссий и собраний,
и в спорах слова не прошу;
имея истину в кармане,
в другом закуску я ношу.

Я живу – не придумаешь лучше,
сам себя подпирая плечом,
сам себе одинокий попутчик,
сам с собой не согласный ни в чём.

Я не стыжусь, что ярый скептик
и на душе не свет, а тьма;
сомненье – лучший антисептик
от загнивания ума.

Я чужд надменной укоризне;
Весьма прекрасна жизнь того,
Кто обретает смысл жизни
В напрасных поисках его.