Китаец так походит на китайца,
как заяц на другого зайца.

Клеймо — не позор…
заклеймённые вещи – источник твёрдых
взглядов на мир у живых и мёртвых.

Книга является средством перемещения в пространстве опыта со скоростью переворачиваемой страницы.

Когда вас одолевает скука, предайтесь ей. Пусть она вас задавит; погрузитесь, достаньте до дна. Вообще, с неприятностями правило таково: чем скорей вы коснётесь дна, тем быстрее выплывете на поверхность.

Когда дело доходит до бремени доказательств, история, в отличие от религии, за помощью может обратиться лишь к самой себе.

Когда ж о родине мне мысль приходит в голову,
я узнаю её в лицо, тем паче – голую:
лицо у ней – моё, и мне не нравится.
Но нет правительства, чтоб с этим чувством справиться…

Когда пишешь стихи, обращаешься в первую очередь не к современникам, не говоря уж о потомках, но к предшественникам. К тем, кто дал тебе язык…

когда придёт октябрь – уходи,
по сторонам презрительно гляди,
кого угодно можешь целовать,
обманывать, грубить и блядовать,
до омерзенья, до безумья пить.
Но в октябре не начинай любить.

Когда провидцу случается быть ещё и императором, он действует безжалостно.

Когда я умру, а сказать точней,
когда я проснусь…

Когда-нибудь всем, что видишь, растопят печь,
сделают карандаш или, Бог даст, кровать.
Но землю, в которую тоже придётся лечь,
тем более – одному, можно не целовать.

Когда-нибудь, когда не станет нас,
точнее – после нас, на нашем месте
возникнет тоже что-нибудь такое,
чему любой, кто знал нас, ужаснётся.

кой ляд быть у небес
в долгу, в реестре.
Не сокрушайся ж, если
твой век, твой вес
достойны немоты:
звук – тоже бремя.

Комплектование личной библиотеки не менее важно для внутренней жизни, чем деловые обеды – для общественной.

Конечно же, Достоевский был неутомимым защитником Добра, то бишь Христианства. Но если вдуматься, не было и у Зла адвоката более изощрённого.

Коньяк вас превращает в бунтаря.
Что не практично. Да, но романтично.
Он сильно обрубает якоря
всему, что неподвижно и статично.

Короче! Не мудри с немудрецами!

Крайняя субъективность, предвзятость и … есть то, что помогает искусству избежать клише.

Краска стыда вся ушла на флаги.

Красота и сопутствующая ей истина не должны оказываться в подчинении у какой бы то ни было философской, политической и даже этической доктрины.

Кто мы такие, не-статуи, не-полотна,
чтоб не дать свою жизнь изуродовать бесповоротно?

…кто не жалуется на судьбу, / тот её не достоин.

Кто не помнит истории, обречены её повторить.

Кто плотью защищён, как решетом,
за собственной душой, как за щитом,
прекрасной задушевностью дыши
за выпуклым щитом своей души.

Кто-то строит дома,
кто-то вечно их разрушает, кто-то снова их строит,
изобилие городов наполняет всех нас оптимизмом.

Культура элитарна по определению, и применение демократических принципов к сфере познания чревато знаком равенства между мудростью и невежеством.

лебедь признался
озеру: «Я не нравлюсь себе. Но, если хочешь, возьми
моё отраженье».

Лжецу всегда несчастия дороже:
они на правду более похожи.

… Лёжа в горах – стоишь,
стоя – лежишь, доказывая, что, лишь
падая, ты независим.

Лиризм есть этика языка, и превосходство этого лиризма над всем достижимым в сфере людского взаимодействия всех типов и мастей и есть то, что создаёт произведение искусства и позволяет ему уцелеть.

Литература – единственная форма нравственного страхования, которая есть у общества…

Литература есть величайший – безусловно, более великий, чем любое вероучение, – учитель человеческой тонкости и, вмешиваясь в естественное существование литературы и мешая людям постигать её уроки, общество … подвергает опасности своё собственное существование.

Лишь сердце вдруг забьётся, отыскав,
что где-то я пропорот: холод
трясёт его, мне в грудь попав.

Лишь те заслуживают званья гражданина,
кто не рассчитывает абсолютно ни на
кого – от государства до наркотиков –
за исключением самих себя…

Лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии.

Лучше взглянуть в телескоп туда,
где присохла к изнанке листа улитка.
Говоря «бесконечность», в виду всегда
я имел искусство деленья литра
без остатка на три при свете звёзд,
а не избыток вёрст.

Лучше мучиться, чем ходить строем.

Лучше своё прошлое более или менее хранить в памяти, а лицом к лицу с ним стараться не сталкиваться.

Лучше стареть в деревне. Даже живя отдельной
жизнью, там различишь нательный
крестик в драной берёзке, в стебле пастушьей сумки,
в том, что порхает всего лишь сутки.

Лучше, если именно вздор вас приводит в движение – ибо тогда и разочарование меньше.

Лучшие слова в лучшем порядке.
(перефраз. Самуэля Т. Кольриджа)

Лучший способ избежать ошибок в прогнозах на будущее – это взглянуть на него сквозь призму бедности и вины.

Любая изложенная на языке этом идея тотчас перерастает в свою противоположность, и нет для русского синтаксиса занятия более увлекательного и соблазнительного, чем передача сомнения…

Любая крайность сама по себе всегда скучна, и у хорошего писателя всегда слышится диалог небесных сфер с бездной.

Любая почва – это… почва для сомнений.

любая реальность стремится к состоянию стихотворения – хотя бы ради экономии.

Любовная лирика, по необходимости, занятие нарциссическое. Это выражение, каким бы образным оно ни было, собственных чувств автора, и как таковое оно соответствует автопортрету, а не портрету одной из его возлюбленных…

Любовь, в общем, приходит со скоростью света; разрыв – со скоростью звука. Падение скорости от большей к меньшей и увлажняет глаз.

Любовь есть отношение к реальности – обычно кого-то конечного к чему-то бесконечному.

Любовь есть предисловие к разлуке.

любовь по сути есть улица с односторонним движением и … её продолжением становится траурный плач …

Любовь сама по себе есть самая элитарная из страстей. Только в контексте культуры она приобретает объёмность и перспективу, ибо требует больше места в сознании, чем в постели.

Любовь сильней разлуки, но разлука
длинней любви.

Любое стихотворение спускается на бумаге вниз в такой же степени, в какой в смысле духовном поднимается вверх.

… Люди вообще дерьмо.
В массе – особенно. Что есть главный закон тюрьмо-
динамики.

Люди живут, кормя / историю.

Люди суть то, что мы о них помним. То, что мы называем жизнью, в конечном счёте есть лоскутная ткань, сшитая из чьих-то воспоминаний.

Маленький мир, и чем дольше живёшь, тем он меньше.

Мало того, что нужно / жить, ежемесячно надо ещё и платить за это.

Мать скуки – повторяемость.

Между поколениями существует прозрачная стена, железный занавес иронии, если угодно, завеса, прозрачная для глаз, но не пропускающая почти никакой опыт.

Между шумливым и мудрым публика всегда выберет первого.

Мёртвым человек бывает дольше, чем живым.