Он, видите ли, был довольно странным
и непохожим на других. Да, все,
все люди друг на друга непохожи.
Но он был непохож на всех других.

«Он, собственно, вопрос». «Ему – ответ».
«Потом наоборот». «И нет различья».
«Конечно, между ними есть просвет».
«Но лишь как средство избежать двуличья».

Она есть нечто, тебе не принадлежащее.

Она лежала в ванне, ощущая
всей кожей облупившееся дно,
и пустота, благоухая мылом,
ползла в неё, через ещё одно
отверстие, знакомящее с миром…
Он раздевался в комнате своей,
не глядя на припахивавший потом
ключ, подходящий к множеству дверей,
ошеломлённый первым оборотом.

Описать состояние смерти … самое трудное дело… хотя бы потому, что каждое стихотворение с полным основанием тяготеет к концу.

Опыт и сопровождающее его знание дела – злейшие враги создателя.

Осветив все доводы в пользу Зла, постулаты истинной Веры произносишь уже скорее с ностальгией, чем с рвением.

Осталась песня, обязанная своим появлением как способности певцов чирикать, так и способности птиц порхать, пережившая, однако, и тех и других – как она переживёт своих читателей, которые, по крайней мере в момент чтения, участвуют в продолжающейся жизни песни.

Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.

Остров – жестокий враг / любого времени, кроме настоящего.

Острота зрения не зависит от объекта созерцания.

Осуждение подразумевает превосходство.

от безумья
забвеньем
лечись!
                       От забвенья
                       безумье
                       спасёт.

От лица фотографию легче послать домой,
чем срисовать ангела в профиль с неба.

От человека, аллес, ждать напрасно:
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно».
Меж нами дьявол бродит ежечасно
и поминутно этой фразы ждёт.

От чёрной печали до твёрдой судьбы,
от шума вначале до ясной трубы,
от лирики друга до счастья врага
на свете прекрасном всего два шага.

Отбрасывание лишнего… есть первый признак поэзии – начало преобладания… сущности над существованием.

Отстранение есть исход многих сильных привязанностей.

Отсутствие воображения подлиннее, чем его наличие.
 •
Отсутствие есть всего лишь / домашний адрес небытия…
 •
                      … Оттого и плачу,
что неглубоко надежду прячу,
будто ты слышишь меня и видишь,
но со словами ко мне не выйдешь…
 •
Оттого мы и счастливы, что мы ничтожны.

Отче, прости сей стон. Это всё рана. Боль же
не заглушить ничем. Дух не властен над нею.
Боже, чем больше мир, тем и страданье больше,
Дольше – изгнанье, вдох – глубже! о нет –больнее!

…ощущение абсурда никогда не является изобретением поэта, но – отражением действительности …

Ощущение тщетности, ограниченной значимости ваших даже самых высоких, самых пылких действий лучше, чем иллюзия их плодотворности и сопутствующее этому самомнение.

Память, я полагаю, есть замена хвоста, навсегда утраченного нами в счастливом процессе эволюции.
… Какой бы хитрый механизм ни строил ты для поимки собственного хвоста, ты останешься с сетью, полной рыбы, но без воды. Которая качает твою лодку.

Паршивый мир, куда ни глянь.
Куда поскачем, конь крылатый?
Везде дебил иль соглядатай
или талантливая дрянь.
                             (в соавторстве с Я. Гординым)

…первое лицо единственного числа высовывает свою безобразную голову с тревожащей частотой.

перемещенье пера вдоль по бумаге есть
увеличенье разрыва с теми, с кем больше сесть
или лечь не удастся, с кем – вопреки письму –
ты уже не увидишься. Всё равно, почему.

Перспектива быть забытым короче перспективы быть прощённым.

Перспектива лет спрямляет вещи до точки полного исчезновения.

Песнь есть форма языкового неповиновения, и её звучание ставит под сомнение много большее, чем конкретную политическую систему: оно колеблет весь жизненный уклад. И число врагов растёт пропорционально.

Песчинка не может смириться перед пустыней.

Писатель всегда смотрит на себя глазами потомков.

Письменность возникла так поздно не потому, что древние были тугодумы, но из-за предчувствия её неадекватности человеческой речи. … Письменность, в сущности, это след … оставленный на песке опасным ли, миролюбивым ли, но направляющимся куда-то существом.

Питьё и жажда, пища и голод
никогда не расстаются с людьми, не говоря – друг с другом.

пишу о том, что холодеет кровь,
что плотность боли площадь мозжечка
переросла. Что память из зрачка
не выколоть. Что боль, заткнувши рот,
на внутренние органы орёт.