Зло пускает корни, когда кому-то приходит мысль, что он лучше другого.

Зло существует, чтоб с ним бороться, А не взвешивать в коромысле.

Знаешь, пейзаж – то, чего не знаешь.
Помни об этом, когда там судьбе пеняешь.
Когда-нибудь, в серую краску уставясь взглядом,
ты узнаешь себя. И серую краску рядом.

Знай, что белое мясо, плоть,
искренний звук, разгон
мысли ничто не повторит – хоть
наплоди легион.

… знаменитая неодушевлённость
космоса, устав от своей дурной
бесконечности, ищет себе земного
пристанища, и мы – тут как тут…

Знание… того, что происходит с вами, – освобождает.

Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдругв темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет у зимы возвращенья.
Остаётся одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять – только это возможно.

Знаю и сам я не хуже всех:
грех осуждать нищету. Но грех
так обнажать – поперёк и вдоль –
язвы, чтоб вызвать боль.

Зная медные трубы, мы в них не трубим.
Мы не любим подобных себе, не любим
тех, кто сделан был из другого теста.
     Нам не нравится время, но чаще – место.

И боги любят добро не за его глаза,
но потому что, не будь добра, они бы не существовали.

… и в бурях есть покой.

И вся-то жизнь – биенье сердца,
и говор фраз, да плеск вины,
и ночь над лодочкою секса
по светлой речке тишины.

И за смертною чертою, лунным светом залитою,
челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою.

И заполночь облака, воспитаны высшей школой
расплывчатости или просто задранности голов,
отечески прикрывали рыхлой периной голый
космос от одичавшей суммы прямых углов.

и местность мнится северной. Плато;
гиперборей, взъерошивший капусту.
Всё так горизонтально, что никто
вас не прижмёт к взволнованному бюсту.

И мы завоем от ран, Потом взалка́ем даров… У каждого свой храм. И каждому свой гроб.
Юродствуй, воруй, молись! Будь одинок, как перст!.. …Словно быкам — хлыст, Вечен Богам крест.

И нам дано от Господа
немногое суметь,
но ключ любого способа,
но главное – ПОСМЕТЬ,
посметь заехать в рожу
и обмануть посметь,
и жизнь на жизнь похожа!
Но более – на смерть.

И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.

и не пойму, откуда и куда
я двигаюсь, как много я теряю
во времени, в дороге повторяя:
ох, Боже мой, какая ерунда.

И одинокость выдать за свободу.

… и при слове «грядущее» из русского языка
выбегают мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой.

И привыкаешь сам/ судить по чувствам, а не по часам/ бегущий день.

и приговоры Страшного Суда
тем легче для души моей, чем хуже
ей было во плоти моей… Всегда,
когда мне скверно, думаю, что ту же
боль вынесу вторично без труда.

И себя отличить не в силах от снятых брюк…

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь…

и так как «всё былое ожило
в отжившем сердце», в старое жерло
вложив заряд классической картечи,
я трачу что осталось русской речи
на ваш анфас и матовые плечи.

И то, и это – скверный бред:
стяжанье злата, равновесья.
Я – homo sapiens, и весь я
противоречивый винегрет.

И только жизнь меж нас легко проходит
и что-то вновь из наших душ уносит,
и шумный век гудит, как пароходик,
и навсегда твою любовь увозит.

и ты глядишь на носок ботинка,
в зубах травинка, в мозгу блондинка…

Ибо вправду честней, чем делить наш ничей
круглый мир на двоих,
променять всю безрадостность дней и ночей
на безадресность их.

ибо земле, как той простыне, понятен
язык не столько любви, сколько выбоин, впадин, вмятин.

Ибо, смерти помимо,
всё, что имеет дело
с пространством, – всё заменимо.
И особенно тело.

Ибо, чужда четырём стенам,
жизнь, отступая, бросает нам
полые формы, и нас язвит
их нестерпимый вид.

Игра. Случайность. Может быть,
слепой природы самовластье.
Но разве мы такое счастье
смогли бы логикой добыть?

Идея Рая

есть логический конец человеческой мысли в том отношении, что дальше она, мысль, не идёт; ибо за Раем больше ничего нет, ничего не происходит. И поэтому можно с уверенностью сказать, что Рай – это тупик; это последнее видение пространства, конец вещей, вершина горы, пик, с которого шагнуть некуда, разве что в чистый Хронос – в связи с чем и вводится понятие вечной жизни. То же на самом деле относится и к Аду…

Из забывших меня можно составить город.

Из массы доступных нам добродетелей терпение… знаменито тем, что вознаграждается чаще прочих.

Изгнание учит нас смирению, и это лучшее, что в нём есть.

Изображение … это практически потеря, ибо вычитается из воображения.

Именно армия окончательно делает из тебя гражданина; без неё у тебя ещё был бы шанс, пусть ничтожный, остаться человеческим существом. Если мне есть чем гордиться в прошлом, то тем, что я стал заключённым, а не солдатом.

именно в минуту отчаянья и начинает дуть попутный ветер…

Именно ощущением открытого горизонта действует на нас произведение искусства или научное открытие.

Именно прозябание составляет основу действительности; маленький человек всегда универсален.

Индивидуум должен игнорировать обстоятельства. Он должен исходить из более или менее вневременных категорий. А когда начинаешь редактировать – в соответствии с тем, что сегодня дозволено или недозволено, – свою этику, свою мораль, то это уже катастрофа.